читать дальшеЛюди часто жалуются на отсутствие времени. "Не успел сообразить", "поспешил принять решение", "не было минутки подумать"... Вся наша жизнь обычно пролетает в погоне за минутами, часами, днями, неделями... Лишь бы все успеть, только бы не опоздать.
Тюрьма решает эту проблему, предоставляя человеку море свободного времени. Подразумевается, что на раздумья и на раскаяние. Впрочем, это лишь в теории. На практике мало кто тратит проведенные здесь годы на размышления.
Странно. Я всегда был каким-то исключением из всех правил. С самого детства и на протяжении всей жизни до нынешнего дня.
Допустим, в школе. Дети обычно не слишком любят учиться. Как правило, стоит прозвенеть последнему звонку с уроков, как ребятня шумно высыпает на улицу, спеша отправиться гулять и играть со сверстниками. Я же в детстве был одержим учебой, белой вороной выделяясь среди других. На радость матери и на потеху одноклассникам. И, конечно же, огребал за это море шишек.
В университетские годы я тоже выделился. Обычно парни в это время поголовно начинают бегать за девчонками, переполненные гормонами и юношеским максимализмом. А я, как щенок, влюбился в лучшего друга. За это тоже пришлось расплачиваться. Хотя, пара счастливых лет у нас все же была. Или только у меня? Впрочем, не стоит ворошить прошлое.
Если человек становится инвалидом, у него обычно есть лишь два пути: либо он учится жить в тех условиях, в которые его поставила суровая действительность, либо же его личность безнадежно ломается. Я так и не осмелился принять новые правила игры. Но, вопреки этому двойственному закону, и не сломался. Напротив, обрел новую цель в жизни, поражающую своей грандиозностью.
Когда корпорация увольняет ученого, максимум, что он может сделать, - это забрать с собой все результаты своей работы. Хм. Я и здесь всех обскакал. Такого фееричного увольнения Нью-Йорк на своем веку еще не видал.
И вот, я - мировое зло. Впрочем, что-то я слишком замахнулся. Всего лишь злодей, поверженный, как водится, добрым и самоотверженным героем без страха и упрека. По всем правилам жанра я должен бессильно метаться в своей "одиночке", не в силах смириться с поражением и упиваясь ненавистью к врагу. Не тут-то было. Я снова ломаю стереотипы. Ну какой нормальный злодей согласиться подружиться с врагом после своего поражения?
А еще, как правило, заключенные не оправдывают надежды тех, кто придумал, что тюрьма должна ставить на путь исправления. Я уже восемь месяцев усердно пытаюсь подтвердить и это правило своим исключением, и все же встать на этот самый путь. Хотя, по-моему, сама тюрьма здесь не при чем.
Все дело в одном единственном мальчишке, едва закончившим школу. Все дело в том самом герое, который ровно год назад спас город от злодея. От Ящера. От меня...
С того памятного разговора, который, кажется, изменил что-то в нас обоих, Питер стал приходить ко мне с завидной регулярностью. Я до сих пор не могу понять, зачем ему это нужно? На кой черт я ему сдался, и что он с этого имеет?
Что им движет? Чувство долга, которое в нем, кажется, обострено до предела? Впрочем, это понятно, иначе он бы не был героем.
Чувство вины, которое, похоже, так его до сих пор и не отпустило? А пора бы. Я и так всячески стараюсь избегать острых тем.
Или, может быть, есть и другие причины?
Когда он попросил разрешения прийти сюда снова, так внезапно, поспешно, вдогонку, я даже не сразу понял, чего он от меня хочет. Мне было, мягко говоря, не до того. Да что там... Мне было вообще не до чего. В ту минуту внутри меня с грохотом обрушалось все то, чем я жил и во что верил добрую половину своей жизни. Словно я снова стоял на крыше башни Оскорпа, наблюдая, как падают вниз обломки стекла и стали, и медленно, как в бреду, осознавая, что разрушил все это я сам.
Странно. Всего лишь мальчишка.
Хотя, наверно, дело не столько в самом Питере. Просто никто и никогда за все эти годы не осмеливался мне в лицо сказать ничего подобного. Ричард слишком боялся за мое душевное равновесие. Да и за свое, впрочем, тоже. Марта больше заботилась о том, чтобы обеспечить мне комфорт. А больше я бы никому не позволил даже попытаться критиковать мою жизнь. И уж точно бы не прислушался. Получается, что Питер просто поймал нужный момент.
О да, нужный... Не могу сказать, что именно этого мне не хватало.
Сначала мне показалось, что своим резким отказом он будто выдернул у меня из-под ног землю, подождал, пока я упаду навзничь, а потом больно отхлестал по щекам пламенной речью, пытаясь заставить меня очнуться. И сквозь весь этот мрак и тонны обломков его вопрос просочился такой трогательной струйкой простой и банальной, почти бытовой, реальности... Что я не смог сказать ему "нет".
Мда. Многое изменилось с тех пор. Во мне. А возможно, и в нем.
По непонятным мне причинам Питер с каким-то почти фанатичным рвением взялся отстраивать на останках моих идеалов нечто совершенно новое. Кажется, он придумал для себя какой-то долг передо мной и теперь исправно по нему платит. Наверно, не честно было с моей стороны спокойно принимать его старания. Но я солгу, если скажу, что мне это не было нужно. И я принимал. Эгоистично закрывая глаза на все обстоятельства, и позволяя восемнадцатилетнему мальчишке тянуть меня за шкирку из болота, в которое я сам себя загнал.
По крайней мере, так было сначала. А потом...
Потом к простому эгоизму прибавилось кое-что еще. Неожиданное и дикое.
То, что Питер очень похож на Ричарда, я отметил для себя еще в первую нашу встречу в Оскорпе. Но, думаю, это была бессознательная ассоциация. Зато, когда этот парень пришел и сказал, что его фамилия - Паркер... В общем, мне понадобилось немало сил и самообладания, чтобы нахлынувшие воспоминания не отразились на моем лице.
Ничем не выдал я себя и в тот странный день, когда для меня все изменилось. Питер увлеченно рассказывал мне о физике и о лекциях у доктора Октавиуса. Отто - мой хороший друг. По крайней мере, был им на протяжении тех лет, которые мы вместе проработали в Оскорпе. Так что я достаточно хорошо знаком и с ним самим, и с его работой, и с методами преподавания. Он всегда предоставляет особо перспективным студентам возможность самим найти ошибку в их работах. А Питер, как выяснилось, ходит у Октавиуса в немногочисленных любимчиках. Впрочем, это вполне ожидаемо. Я бы куда больше удивился, если бы это было не так.
- Не понимаю, что ему могло не понравиться? Там же все логично! Я несколько раз перепроверил.
Я давно заметил, что Питера очень смущали разговоры, которые, так или иначе, подчеркивали разницу в нашем нынешнем положении. Ведь его за стенами этой комнаты ждала интересная, богатая событиями жизнь. А что есть у меня, кроме бетонной коробки моей "одиночки"? Разве что книги из тюремной библиотеки. Но разве они могут рассказать о том, что происходит в мире, там, за стальными решетками и колючей проволокой? Одного Питер никак не мог понять. За эти месяцы он стал единственной ниточкой, последней связью с внешним миром. Так что я решил поддержать разговор, чтобы Питер не расценил перевод темы, как немое обвинение в свой адрес.
- Я могу взглянуть?
- Что?.. А.. Да, конечно, - Он торопливо начал рыться в рюкзаке и, наконец, достал из него потертую тетрадь с каким-то абстрактным рисунком на обложке, - Вот.
Питер перелистнул несколько страниц в поисках нужной, подвинул ко мне тетрадь и застыл на своем стуле, терпеливо ожидая вердикта. Будто это я был его преподавателем, а не Отто.
- В этой схеме действительно ошибка. Вот здесь.
Мне показалось, он перескочит через стол в лучших традициях своего альтер-эго. Невольно вспомнилось, как с тем же фанатичным рвением Ричард носился по лаборатории, когда его опыыты над пауками впервые дали положительный результат. Меня всегда завораживала его увлеченность. Видимо, у Паркеров это семейная черта.
Вооружившись карандашом, Питер в три шага обошел стол и склонился над тетрадью, перегнувшись через мой локоть.
- Не может быть. Сейчас. Я покажу, как рассчитывал, - не подвигая к себе тетрадь, он начал почти судорожно исписывать цифрами поля, не обращая никакого внимания на неудобное положение руки.
А я замер, стесняясь дышать.
Обычно я не люблю, когда ко мне прикасаются. Отвык много лет назад. Я всегда стараюсь избегать любого тактильного контакта, отходить в сторону, отклоняться. Поворачиваться в пол-оборота к собеседнику в разговоре и вовсе стало неосознанным рефлексом.
Но только не в этот раз.
Не знаю, что было не так во всей этой ситуации, такой простой и естественной. Наверно, противоестественность моей реакции на это совершенно обычное прикосновение.
Ошибку в его расчетах я заметил еще до того, как Питер закончил выводить конечный результат. А еще заметил, что он очень странно держит карандаш, зажимая его не тремя, а почему-то двумя пальцами. И беззвучно проговаривает все, что пишет, слегка шевеля губами. И запах... Смесь еле-заметного аромата шампуня, асфальтовой пыли и стирального порошка.
Голос Паркера оборвал тишину, на время воцарившуюся в комнате.
- Вот, - Он убрал руку от клетчатого листа, чтобы мне было видно, что он написал.
- Питер, это значение - не постоянно, - забрав у него карандаш, я исправил несколько цифр, невольно улыбнувшись в ответ на робкую, несостоявшуюся попытку что-то возразить, - Но ты все равно молодец. Не всякий студент первого курса возьмется прописывать модель внедрения искусственных элементов в биологическую нейросеть. Над исследованиями на эту тему ученые десятилетиями головы ломали, ты же в курсе.
- Но доктор Октавиус добился таких результатов! Это просто... Пффф... - Всплеснув руками, Питер забрал тетрадь и вернулся на свое место, - Я обязан буду вам как-нибудь рассказать!
- Я с удовольствием послушаю.
С того дня Питер, кажется, решил переквалифицировать меня в нейроинженера, для чего приносил тонны распечаток, часами рассказывал о последних результатах исследований Отто и о перспективах развития этой сферы науки. Ну а я с удивлением для себя обнаружил, что начал всерьез пересматривать свое отношение к этому мальчику.
И на всякий случай решил максимально дистанцироваться. В конце концов, пора привыкнуть к мысли, что, как бы ни менялось со временем мое видение мира, я все-равно, скорее всего, проведу остаток жизни в тюремной камере. Хотя, дело даже не в этом. Просто по иронии судьбы Питер остался последним в этом мире человеком, который еще не забыл о моем существовании. Не считая конечно самых преданных сумасшедших злопыхателей и не менее сумасшедших фанатов. Кажется, он единственный ещё верит в меня. До сих пор. Я просто не могу позволить себе все испортить. Хотя, казалось бы, куда уж хуже?
@музыка: Plastika - Смотреть Судьбе в глаза
@темы: Новый Человек-Паук, Рассказы, Фанфики
Не тому угрожаешь)) Скорость написания следующего куска от меня не зависит, увы)
Да я уж помню-помню) Хорошо пишете ребята, оба. Красиво получается. Ну и няшно соотвественно, куда уж без няшности. Вы это...чисто капризничаю - тематику того что Питер похож на Ричарда развивайте-развивайте...а потом Питера на тюремный стол и до потери сознания тр....! Йаху кароче х)
Обломись, фанат)) Никто никого на тюремном столе не йяху)))
Мы разовьём, разовьём. Так разовьём, что... короче, всё должно быть интересно.)
Да! Ты это сделал! Ты прочитал))
Спасибо)) Над продолжением мы уже мучаемся))
*надулся* вот балин, ну романтика же на тюремном столе, нууууу
Ладно-ладно, работайте давайте. Не доработаете я буду вашим персональным адом. Для вас обоих
Даже не проси)) Мерзкого необоснованного флафа не будет)))
Замётано)) Волшебные пендели - это всегда хорошо))
мысли коннорса так хорошо читаются, я обычно не люблю описание мыслей персонажей, потому что там мало того, что слишком много "я", так еще и мысли не настолько хороши. они скорее банальны.
здесь такого нет, сразу видно, автор старался сделать текст легкочитаемым, интересным и НЯМНЯМНЯМ Я СНОВА ХОЧУ ПРОДУ ХДДДД
Только вряд ли мы сподобимся продолжение воплотить. Хотя там очень много вкусного)))
Фиков по коннорс/питер и так катастрофически мало,а тут ещё такую вкусноту дописывать не хотят :ссссс
Да я вот сам горюю. Но что поделать... Во-первых, нас уже давно отпустило, во-сторых, половину сюжета и очень большую часть обоснуев и связей мы уже позабыли, а в-третьих, слог у обоих сильно изменился.
Но главная причина, конечно, в том, что нас сейчас с головой укрывает совсем другая трава.