Он зашёл в комнату, где на столе среди прочего хлама, стояла красивая статуэтка.
Фарфор. Краски - ручная работа. Красивые черты нарисованного лица. Необычная одежда. Странный взгляд и прекрасная в своей небрежности поза.
Он задумчиво постоял возле стола, чуть ссутулившись и засунув руки в карманы. Потом, будто, потеряв интерес к безделушке, отошёл к окну и взглянул на почти голые ветви деревьев и ковёр грязно-жёлтых листьев.
Нет. Спину будто прожигал чей-то взгляд. Постояв так ещё несколько минут, он обернулся. Статуэтка на столе прожигала его нарисованным острым взглядом. Чертовщина какая-то!! Почему фарфоровое лицо так пристально смотрит?! Бред.
Поморщившись, он взглянул на часы и достав из кармана пачку сигарет, закурил.
Искажённые блестящие, идеально отлитые черты лица были неизменны и беспристрастны. Маленькая кисть с тончайшими пальцами держала между указательным и безымянным пальцами сигарету, которой никогда не суждено тлеть, но и не быть потушенной. Держала так ж небрежно, как и посетитель комнаты.
Это начало раздражать.
Он докурил сигарету и, затушив её о зажигалку, выкинул бычок в форточку. Статуэтка на столе, небольшая фарфоровая кукла, идеальная пародия на человека, сводила с ума. Это становилось невыносимо. сумасшествие!
Схватив её, он со всей силы швырнул идеальную пародию на человека в стену.
Крошащийся, совсем не звонкий звук удара и по полу разлетелись мелкими осколками острые матово-алые пятна. Так разбиваются слова о железные стены холодного цинизма. Так разбиваются тарелки на кухне. Так разбивались бы, возможно, и мечты, если бы они выжили в этом, прогнившем от людской желчности, доме.
Посмотрев на мелкие осколки, он криво усмехнулся и хрустя по ним подошвами стоптанных домашних тапок, вышел из комнаты.

не хочу ничего писать