Поговорить о... (Другой Дом, Дурман)

[Sefir]

Это даже не драбблик, это какая-то виньетка.

Поговорить о...

Он был единственным в Доме, кто помнил умерших и ушедших. Он единственный говорил о них. Он никогда не отворачивался и не пожимал плечами, делая вид, что не понимает, не знает, не помнит, кто был тот человек, который только недавно бегал по коридорам Дома, сидел рядом в столовой, читал книгу при свете ночника в спальне, а теперь пропал.
В Доме умерших забывают. Так повелось с давних времен. Ведь умирают здесь часто. И чтобы не думать о смерти, подстерегающей здесь каждого, чтобы не касаться ее скользкого липкого балахона, чтобы не привлекать к себе ее внимание, все стараются зажмуриваться и убегать. В пустынный двор, в темные и безлюдные недра Дома, в себя.
Но, хотя забывать уходящих, всегда было неписаным законом, все в Доме знали, - к Дурману всегда можно подойти и тихо сказать: «Можно поговорить с тобой о …» Он не отказывал никому и никогда. А если бывал занят, назначал время и место.
Он много спрашивал о человеке, если плохо знал его лично, бережно собирал воспоминания о нем, будто фантики в жестяную коробочку. А потом говорил об ушедшем, как о своем хорошем знакомом, делился впечатлениями, строил предположения о том, что бы он сказал, этот несуществующий больше для Дома человек, если бы узнал то или иную новость, услышал те или иные слова.
Каждый раз, когда к Дурману приходили с очередным «поговорить о …», он забивал в трубку самые крепкие табаки и самые пахучие травы. И в клубах густого табачного дыма, просителю начинало казаться, что беседуют не двое, а трое.
Это была одна из немногих вещей, которую Дурман делал абсолютно искренне и почти бескорыстно. Почти. Никакой платы за свое время, силы и нервы он не брал. Не требовал ответных услуг. Не надеялся, что если к нему придет враг, то уйдет он уже другом.
Его единственный интерес был даже не корыстью, а скорее надеждой. Надеждой на то, что когда-нибудь, если его однажды вдруг не станет… найдутся хотя бы двое людей, которые сядут рядом, закурят и вспомнят его. И даже не важно, плохим словом или хорошим. В этом случае – не важно.